Джулия подняла голову и увидела стоявшего в дверях Винченцо. Она не слышала, как он вошел.

Интересно, давно ли он тут стоит.

Роза заговорила взахлеб:

– Дядя, эта леди понимает все о картинках и о том, что на них хочется смотреть, даже если уже пора идти спать.

Винченцо усмехнулся:

– У нас в доме идут непрерывные споры о том, когда ложиться спать.

Он подошел к кровати со стаканом воды и протянул его Джулии, которая со стоном села в постели.

– Спасибо, – выдохнула она, неловко протянув руку за стаканом.

Но Роза была тут как тут. Она быстро взобралась на кровать, надежно взяла стакан и велела Винченцо поддерживать Джулию в сидячем положении. Он просунул руки ей под плечи, а девочка поднесла стакан к ее губам.

– Дай мне, пожалуйста, твой платок, дядя.

Винченцо вручил Розе чистый носовой платок, и девочка промокнула кровь на лбу Джулии. На ее личике было выражение сосредоточенности, словно она выполняла самую важную на свете работу.

Прикосновения ее рук были осторожными.

– Ну вот, – серьезно произнесла Роза. – Пока этого достаточно, а потом вас посмотрит доктор.

– Спасибо, – поблагодарила Джулия, когда Винченцо снова уложил ее на куртку, и улыбнулась Розе. – Ты мне очень помогла.

– Когда вырасту, буду работать медсестрой, сказала ей девочка. – А может быть, реставратором картин. Если успею прочитать все книги. Но это трудно, потому что Джемма каждый раз велит мне выключать свет и засыпать.

– Я тоже всегда попадала в неприятности по той же причине. Моя мама никак не могла понять, что для меня книга по искусству так же увлекательна, как для других остросюжетный детектив.

– И что вы делали? спросила Роза.

Джулия подалась вперед и сказала заговорщическим шепотом:

– Я стала брать книги меньшего размера и прятала их под одеялом.

Роза лишь ахнула. В ее глазах застыло восхищение.

– А теперь нельзя ли мне узнать, что ты здесь делаешь? – спросил Винченцо. – Почему ты ничего не сказала мне, а пришла сюда одна и полезла наверх таким рискованным способом?

– Я сделала это импульсивно, чтобы занять голову чем-то другим вместо мыслей о.., ну, о том, о чем мне не хочется думать.

Боковым зрением она увидела, что Роза вдруг замерла и насторожилась.

– Наверное, у тебя есть масса такого, о чем тебе не хочется думать, – обратилась Джулия к девочке.

Роза кивнула.

– Но все равно думается, – посетовала она.

– Я знаю. Чем больше стараешься об этом не думать, тем больше думаешь, пока неприятная мысль не превращается в огромный камень, навалившийся на тебя. И ты никак не можешь из-под него выбраться.

На этот раз Роза не кивнула, но в глазах у нее вспыхнул какой-то огонек. Девочка продолжала внимательно смотреть на Джулию.

– А сейчас тебя надо отправить обратно домой, объявил Винченцо. – Потом я вызову врача, и никаких возражений. И на работу в ресторан ты пока не выходишь. Будешь отдыхать до праздника Епифании.

– Значит, она может провести праздник с нами, выдохнула Роза. – Пожалуйста, дядя Винченцо!

Джулия задержала дыхание, ожидая, что Винченцо будет искать какой-нибудь предлог для отказа.

– А ты достаточно хорошо будешь себя чувствовать для этого? – спросил он.

– Да, я уверена.

– Вы придете? – воскликнула Роза. – И останетесь с нами на весь день?

Джулия взглянула на Винченцо. Он был очень бледен, но заговорил недрогнувшим голосом:

– Конечно, останешься на весь день. Так что сейчас ты должна отдохнуть как следует, чтобы ничто не помешало тебе побыть нашей гостьей.

– Моей гостьей, – гордо поправила Роза.

ГЛАВА ДЕВЯТАЯ

В ночь накануне Епифании шел снег, но к утру он перестал, выглянуло солнце, и Венеция лежала укрытая сверкающим белым одеялом.

– Mio Dio, что это у тебя? – воскликнул зашедший за Джулией Винченцо.

– Подарки для Розы. Это ведь ее день, не так ли? Пьеро говорил мне, что в Италии дети вывешивают чулки сейчас, а не на Рождество.

– Дай-ка я помогу тебе. Совсем ни к чему было нагружаться, словно ослик.

– Шесть пропущенных дней рождения. Шесть пропущенных рождественских праздников. Именно столько раз я не могла видеть ее лицо, когда она развертывала подарки.

Они шли, ступая по снежному ковру, и вдруг она спросила:

– Кстати, как получилось, что я стала синьорой Бакстер?

– Это была первая фамилия, которая пришла мне в голову. Ты против?

– Да нет, нормально. Я сегодня такая счастливая, что соглашусь на все.

Джулия по-детски подпрыгнула на снегу, поскользнулась, и Винченцо пришлось схватить ее, чтобы не дать упасть. Они одновременно засмеялись, и теперь он слышал, что ее голос звучит по-другому. Она вернулась к жизни. В следующую секунду Джулия вырвалась на свободу и начала кидаться в него снежками. Он опустил свертки на землю и стал отстреливаться.

По случаю праздничного дня лодки через Большой канал не ходили, так что они перешли по мосту Аккадемиа. На середине моста Джулия остановилась и посмотрела туда, где вода канала сливалась с водой лагуны, которая сверкала на солнце, словно миллион клинков.

– Если бы люди знали, что Венеция так прекрасна зимой, то никто не приезжал бы летом, сказала она.

– Ты превращаешься в венецианку, – поддразнил Винченцо.

– Наверное. – Джулия с восторгом посмотрела вверх, в яркую синеву неба. – Не могу поверить, что это происходит, – выдохнула она. – После стольких лет разлуки я снова вижу дочь, сегодня пробуду с ней целый день. И главное, я ей нравлюсь. Не как мать – для этого слишком рано. Но я ей нравлюсь, я ей нравлюсь.

– Спокойно. – Винченцо положил руку ей на плечо. – Не отрывайся от земли.

– Это еще почему? – Она засмеялась. – Как раз этого я и хочу. Земля очень жесткая. Можешь мне поверить, уж я-то знаю. Ведь я на ней спала.

Он легонько встряхнул ее.

– Джулия, ты сошла с ума.

– Да, я сошла с ума! – радостно крикнула она. Сошла с ума от счастья. Я сумасшедшая, сумасшедшая.

Прохожие смотрели на нее, но не торопились пробежать мимо от греха подальше, а улыбались, поддаваясь ее настроению. Ведь это Венеция, где быть сумасшедшим абсолютно нормально.

Но Винченцо все равно принял меры предосторожности – крепко поцеловал ее, не дав ей сказать больше ни слова.

– Прошу тебя, замолчи, – умолял он между поцелуями.

– Может, и замолчу. Уговори меня.

Винченцо целовал ее снова и снова. Сейчас он видел ее такой, какой она была раньше – молодой, полной надежд, еще не испытавшей горя и отчаяния. Он усмехнулся и сказал, думая, что ей будет приятно это услышать:

– Ты помнишь, что сказала Роза? Что ты – ее гостья? Это ведь она тебя пригласила. Она твердо намерена взять все хлопоты на себя. Хотела даже приготовить еду, но здесь я ее остановил..

– Какой она славный человечек, верно? Ты заметил, как она вела себя в палаццо в тот день, когда я там рухнула вместе со шкафом?

– Ты меня до смерти напугала.

– А ее – ни капельки. Она не испугалась, хотя грохот был, похоже, ужасный. Я слышала, как ты велел ей вернуться, но она не послушалась, и…

– Эта мартышка никогда не слушается, – сказал он с ноткой любви и гордости в голосе, скрыть которую был не в силах.

– Она храбро бросилась наверх. Этот грохот могло вызвать что угодно, но ее заботило одно узнать причину. Она из тех людей, что бегут навстречу жизни с распростертыми объятиями. Я уже сейчас очень горжусь ею, а ты?

– Да, я тоже…

– Она замечательная. – Джулия подняла лицо к небу.

Винченцо не стал больше увещевать ее, поняв, что это бесполезно. Да ему и не слишком хотелось возвращать ее обратно на землю. Что-то сдавливало ему горло при виде ее радости, и хотелось, чтобы это продолжалось вечно.

– Нам надо поторопиться, – заметил он. Джемма не сможет уйти, пока мы не придем.

– Тогда пошли. – Джулия схватила его за руку и потащила с моста, полная решимости больше не задерживаться. Скоро они пришли на Фондамента Соранцо, и она нашла глазами окна дома. – Винченцо, вон Роза, она высматривает нас! – закричала Джулия и энергично помахала рукой.